...раз наяву — и сотни раз во сне

15 нояб. 2019 | Выбор читателей

И тут я вспомнил, у Николая во внутреннем кармане летного комбинезона, в потайном карманчике лежит «молитва», зашитая в целлофане, он показывал ее мне. Расстегнув молнию комбеза, я нашел этот «оберег» - и тут окончательно осознал, что это мой друг Колька лежит здесь. Развернув целлофан, мы увидели тетрадный лист, исписанный молитвой, и небольшую иконку. От сильного удара она полностью отпечаталась на листе бумаги...

Автор: Дмитрий ЛОБАНОВ, подполковник в отставке,
председатель Кореновского отделения «Российский союз ветеранов Афганистана»

Николай Васильевич Марков, капитан, военный летчик 1-го класса, по прозвищу «Марконя», мой друг, влетел в мою комнату, где я отдыхал в прохладе кондиционера после утреннего боевого вылета на разведку и уничтожение караванов. С порога, не спрашивая меня, он сразу же полез включать магнитофон, тыча в отсек какую-то кассету. Состояние его было возбужденное и сосредоточенное.

- Мне мужики из Кабула передали эту кассету с записью концерта Розенбаума, здесь есть песня про нас, про летчиков, - а сам уже включал аппарат.

Мы прослушали запись несколько раз, она все больше и больше вводила нас в тяжелый транс и раздумья по поводу нашего пребывания в Афганистане. Ведь, по сути, и нас могут вот так же, «рваных в клочья отвезти на Родину в землю сырую залечь». Песня пробирала до самого сердца. Мы пошли на улицу перекурить и обсудить песню. Температура наружного воздуха перевалила уже за плюс 40 градусов. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, решили выпить по «нурсику» (капроновый колпачок из-под упаковки неуправляемой ракеты С-5, вместимостью 28 г любой жидкости), благо, что в этот день мы уже не летали, а у Николая был небольшой запас спирта - граммов 200.

Многие артисты (Лещенко, Кобзон, Розенбаум, Маврикиевна с Никитичной и другие) выступали с концертами по всему Афганистану, а к нам в Джелалабад приезжали редко, так как по ночам душманы нас часто обстреливали РС-ами, о чем я еще расскажу ниже. Песню «Черный тюльпан» мы больше не включали, не хотелось опять бередить душу, да и слова этой новой песни запомнились сразу. Другие песни были не столь тяжкими, мы по чуть-чуть выпивали и слушали.

Весь ограниченный контингент советских войск в Афганистане любил и гонялся за кассетами с концертами и песнями Розенбаума. В СССР был страшенный дефицит кассет типа SONI, TDK, а здесь их было навалом, следовательно, и записи были более качественные. В середине 80-х наблюдался самый расцвет нашей эстрады: Газманов, Лоза, Антонов, Крутой, Добрынин, Пугачева и другие. Те, кто ездили в отпуск на Родину, обязательно привозили из Союза новые записи. Они мгновенно разлетались по всему Афгану. Там, где стояли наши, – звучала советская эстрадная музыка.

Кто ж знал, что не пройдет и месяца, как мы с Колькой полетим в этом «Черном тюльпане». Я в качестве сопровождающего, а мой друг, говоря армейским языком, в качестве «груза-200».

Это была уже вторая наша командировка в Афганистан. Первый раз мы тоже были вместе, но пятью годами раньше. Многие из нашего полка, с кем мы были в Кабуле в 1981-1982 гг., уже побывали в Афгане снова, а мы как будто скрывались от повторной командировки. Все думали так, мол, я свой «долг отдал», пусть теперь едут другие, тем более на то время в СССР было более 60-ти вертолетных полков, чисто армейских, не считая отдельных эскадрилий, отрядов. Но на деле оказалось, что «долг» можно отдавать и не один раз.

Я с улыбкой воспринимаю слова, когда кто-то говорит, что поехал в Афганистан по личной просьбе, мол, писал рапорта, а его не отпускали. Делалось все очень просто: вызывал командир части и говорил: «Вам оказано доверие - повторно выполнить интернациональный долг, вы можете отказаться, но вместо вас поедет другой». Да нет, уж лучше я сам поеду повторно, глядишь в третий раз точно не пошлют. Да и коситься в мою сторону не будут, мол, отказался, а за него поехал Андрюха и не вернулся. Тем более, что из части обычно меньше звена не уезжало, так что на чужбине со своими среди чужих было легче. А первый раз, в 1981 году, вообще не спрашивали, хочешь или не хочешь ехать, зачитали на плацу приказ об убытии и поехали.

Я не отрицаю, были и добровольцы, которые писали рапорта, с просьбой отправить в Афганистан, к примеру, искупить кровью свою вину. Разные нарушители дисциплины, или алкоголики, или те, у кого распалась семья. Были и те, кто хотел прославиться, сделать карьеру. Были и просто авантюристы, которым нечего было терять: ни детей, ни жены, ни родителей. Были и такие, которые на самом деле хотели и писали рапорта, но их не пускали по линии КГБ (по национальному признаку или те, у кого родители находились в тюрьме, или в прошлом судимые, или по каким-то другим причинам). Так что не каждый мог попасть на войну, но и отказаться тоже не имели права. Мы все были офицерами, комсомольцами, коммунистами, патриотами, это был наш священный интернациональный долг – помощь братскому афганскому народу. Мы верили, что наша партия делает все правильно. Нас так воспитала Родина, а мы были патриотами своей страны. С распадом СССР - распался весь процесс воспитания патриотизма. Но это уже не наша вина. Одним словом, рапортов мы не писали, а если и писали, то только для отмазки командиру. Если человек не возвращался, он мог сказать: «Я его туда не посылал, он сам написал рапорт». А мне на моей малой родине любимая учительница вообще сказала прямо в глаза, мол, ездишь в Афганистан, чтобы заработать на машину. И нужно было объяснять, что это не так, что моего согласия не спрашивают, и что вообще-то это мой военный долг.

Каждую неделю с базы 335 ОВП (отдельный вертолетный полк) в Джелалабаде с наступлением темноты взлетала пара Ми-8 и пара Ми-24 с интервалом в 10 минут, и на эшелоне 3200 м уходили на северо-восток Афганистана в Асадобад. Эта группа заменяла точно такую же, которая находилась там совместно с пятью ОМСБ СпН (отдельная мотострелковая бригада специального назначения) и несла дежурство по прикрытию границы от проникновения душманов с территории Пакистана, перекрывая караванный путь. Одна из таких групп, в составе которой был Ми-8 под управлением капитана Маркова, вылетела в конце ноября, в качестве прикрытия-сопровождения пара Ми-24 под управлением капитана Захарова Николая. На борту Ми-8 находились пассажиры: девять военнослужащих, пятеро из которых только что прибыли из Союза для замены тех, кто добросовестно отбыл свой двухгодичный срок. Все пятеро были молодыми и крепкими парнями, прапорщиками в сапогах и портупеях, и от них «пахло домом». А больше всего, что они заменщики, их выдавало отсутствие загара и морщин под глазами от горячего афганского солнца. Перелет прошел без каких-либо замечаний.

Утром 25 ноября 1987 года Ми-8 МТ под командой капитана Маркова Николая и пара Ми-24 под командой Захарова Николая в 05.32, взлетели с площадки Асадобад на обеспечение постов охранения (боеприпасы, вода, продукты, перевозка больных и раненых и, конечно, заменщики). Погода стояла как всегда ясная, нужно было сделать всю работу до семи утра, то есть до наступления жары. Посты охранения уже были предупреждены, о предстоящей работе летчиков и о заменщиках на борту. Все было подготовлено на высшем уровне. Заменщик - это счастье, это конец всем тяготам и лишениям, это лучший родственник, это скоро домой, это увидишь своих детей, жену, любимую, это пиво, водка, колбаса-селедка, сколько хочешь, за рубли, и многое, многое другое. На посту охранения, при взлете вертолетов с площадки каждый солдат занимает свой сектор обстрела, обеспечивая вертолету безопасную посадку и взлет. А если есть запас воды, то площадку приземления поливали водой, чтобы не поднималась пылища. Первую посадку капитан Марков выполнил на пост №3, на высоте 2576 метров. За 5 минут выгрузили все необходимое. Ребята действовали четко и слаженно. Командир Ми-8 доложил о готовности, Ми-24 подошли сзади, старший дал команду взлетать. Следующим был пост № 4 с отметкой 2720 метров. Этот пост был самым трудным и опасным, заход на него возможен только с одной стороны, и то если позволял встречный ветер. Слева по заходу почти отвесная скала под 70 градусов, справа - пропасть глубиной километра три. От пилота требовались точность расчета на заход и ювелирная техника пилотирования. Марконя был летчиком 1-го класса, с отличной техникой пилотирования, с высокой степенью реакции при возникновении особых случаев в полете, хладнокровным и смелым. Для него, как и для меня, было позорно уйти на второй круг. Когда до посадки на площадку поста оставалось 100-150 метров, в правый двигатель вертолета вошла тепловая ракета ПЗРК «Стингер».

Весть о том, что в Асадобаде сбит Ми-8 при заходе на пост охранения, через 10 минут долетела на КП полка Джелалабада, а через 30 минут о ней знали все, наступило гнетущее оцепенение. Как же так! Марконя погиб?! Потом стало известно, что в живых остался летчик-штурман Николай Куракин, он спасся на парашюте (для вертолетчика в Афганистане редкий случай).

Командир эскадрильи подполковник Нелипович Н.Б. приказал мне прибыть к командиру полка. Не доходя до КП полка, я увидел командира, стоящего на улице в тени эвкалипта. Не успел доложить по уставу о прибытии, как он молча подал мне руку в качестве приветствия и, показав на стоящий в тени УАЗик, сказал:

- Садись, поедем на опознание.

Для меня это было большой неожиданностью, тем более я никогда не участвовал в таких процедурах. До бригады спецназа мы «долетели» за 15 минут. Командир вышел из машины приказав ждать. Через пять минут в сопровождении двух медиков мы подошли к обыкновенному 20-тонному морскому контейнеру, который оказался холодильной камерой . Внутри стояли носилки с человеческими телами, завернутыми в фольгу. Нам открыли тело Николая Маркова. Мне предстояло подтвердить, что это мой друг. Первое, что я сказал после выхода из ступора, что это не он, потому что не похож. Лицо было искажено в страшной гримасе. Командир обнял меня и тихо сказал:

- Это он.

После того, как ракета вошла в правый двигатель, вертолет понесся огненным шаром в сторону ущелья. Откуда вышла ракета «Стингер», почему-то никто не видел, заметили только черный шлейф от ее полета. Командир прикрытия на Ми-24 Николай Захаров успел закричать в эфир:

- Коля прыгай, прыгай, в тебя ракета!

Но какой Коля? Их в воздухе в это время было четверо, и все Коли, и все в разных экипажах. Времени на принятие решения покинуть вертолет в таких ситуациях мало, всего 7-8 секунд, дальше - смерть. Взрыв и крик «Прыгай» летчики Ми-8 услышали и ощутили одновременно. Капитан Марков успел крикнуть: «Прыгай!», - и одновременно с летчиком-штурманом сбросил блистера. Первым ушел ст.лейтенант Куракин, его парашют наполнился и через секунды он ударился о камни. Несколько метров его протянуло по камням, и купол угас, руки-ноги оказались целы. Командир нырнул в проем окна вторым, так как бортовой нырнул в грузовую кабину за парашютом, и в кабину пилотов полыхнуло пламя. К сожалению, высоты для раскрытия купола не хватило. Парашют вышел из ранца и одновременно произошел удар о скалу, смерть летчика была мгновенной. Из-за того, что на Николае был защитный шлем, его голова осталась относительно цела, а внутренние органы были все оторваны. Бортовой техник Анатолий Гуртов и пять молодых прапорщиков-заменщиков, «пахнущих домом», за считанные секунды превратились в прах и пепел вместе с взорвавшимся вертолетом.

После взрыва вертолета началась беспорядочная стрельба прикрытия и постов по предполагаемому месту пуска, но только щебенку перемололи в пыль, а враг ушел безнаказанно. Подтверждение тому, что враг не был наказан, мы получили ровно через месяц, день в день, 25 декабря 1987- го на этом же склоне, на этой же высоте, был сбит и взорвался в воздухе Ми-24 под командой Николая Захарова, прикрывавший в свое время Марконю. Командир и оператор погибли.

Я был назначен сопровождать тело Николая Маркова на Родину в г. Егорьевск под Москвой. Самолет Ан-26 прилетел на наш аэродром, как только наступила темнота. Два гроба из нашей части с останками экипажа и пять небольших узелков, завернутых в фольгу из бригады СпН, с прахом «заменщиков», были загружены в грузовую кабину. Командиры дали крайние указания и напутствия. Так началась долгая дорога по доставке тела моего товарища на Родину,… в милую землю залечь, по-военному - сопровождение «груза-200».

В Кабуле нас встретила команда из наземного отдела «Черный тюльпан». Загрузив наших погибших, они повезли нас к себе на базу. Я и не предполагал, что в Кабуле построен огромный «Синдикат смерти». Во дворе громоздились горы «цинков» и деревянных саркофагов. Внутри самого «Синдиката» - всевозможные комнаты: операционные, помывочные, раздевалки-одевалки, огромная комната с обмундированием различного рода войск. В этой комнате готовилась парадная форма на каждого погибшего, в зависимости от рода войск и воинского звания. Если тело было целое, то форма в полном комплекте надевалась на тело погибшего, а потом его укладывали в «цинк». Если был просто прах погибшего, как у пятерых наших ребят-заменщиков, форма ложилась в полном комплекте на прах. При укладке тела в «цинк» сопровождающий должен был присутствовать, дабы исключить случай несоответствия тела и формы одежды. Капитан, начальник «Синдиката», за «рюмкой чая», был откровенен. Пять солдат из обслуги «Синдиката» получили нервное расстройство, один сбежал, но подорвался на минном поле, трое без стакана спирта не могли выполнять свои обязанности. Психика молодых солдат не выдерживала.

Ан-12 при взлете ночью врезался правым крылом в хвост Ми-24, который стоял на полосе и готовился к взлету. Самолет перевернулся и взорвался, разметав свои ошметки по всей полосе почти на километр. На борту было 22 человека, плюс 6 человек-экипаж, 15 по 200 литров бочек со спиртоглицериновой смесью. В живых остался только один прапорщик, воздушный стрелок-радист, в самом хвосте самолета, где стоят турельные огневые установки. Хоть изрядно покалечился, но живой. (Аэропорт сутки был закрыт, а ребята все это собирали и паковали в «цинк»). Через 4 дня пришла «посылка» из Кандагара на 14 человек. Ребята поехали на БТРе в город, на рынок, наскочили на мощный фугас, как назло, большинство набилось внутрь, потому что боялись шальной пули перед заменой. Все это дополнилось авиакатастрофой Ан-26 при заходе на посадку ночью в Джелалабаде. 18 пассажиров плюс 5 человек экипажа погибли из-за неправильной установки барометрической высоты. Они доложили, что заняли высоту 600 метров, а фактическая высота оказалась меньше 50 метров, через пять секунд - взрыв, да еще и на минном поле в охраняемой зоне. Попробуй остаться спокойным и хладнокровным, и не сойти с ума.

Ан-12, «Черный тюльпан», прибыл из Союза только на третий день, гробов скопилось уже 18 штук. А трупы все шли и шли, начиналась знаменитая операция - «Хост». Саркофаги были загружены в грузовой отсек, а все сопровождающие толпились под самолетом под палящими лучами солнца в ожидании вылета. Наконец пришли командир и штурман, дали короткий инструктаж - и все полезли внутрь самолета. Экипаж вошел в гермоотсек, а мы, надев парашюты, остались в грузовом отсеке. После взлета и набора высоты более 5000 м все перешли в гермоотсек, опасность быть сбитыми ПЗРК «Стингер» миновала.

Прикрыв глаза, я размышлял: вот ведь как в жизни бывает, недавно мы с Колюхой слушали песню «Черный тюльпан», а теперь я переживаю ее в реальности, только вот друг мой уже никогда не обнимет теплых плеч. Вспомнился вчерашний майор из наземного отдела «Черного тюльпана», который вызывал нас к себе в контору. С начала он прикопался к нашим сопроводительным документам, мол, не так написано, не там печати и еще чего-то. Я ему сразу сказал, пишите, что надо сделать, я позвоню на КП полка, «почтовик» за ночь привезет все документы. Он сменил гнев на милость, предложил выпить и закусить, мол, я решу эту проблему сам. Посидев с нами в компании 20 минут, он попросил об одолжении - перевезти рулон материала, на двоих по 10 метров, это разрешалось таможней. Ну, так бы сразу и сказал, а то - документы не в порядке. Он обещал подвезти материал к вылету самолета. Рулон он передал Сереге, который сопровождал борттехника Гуртова Анатолия в Харьков.

Как и обещал майор из Кабульского филиала «Черный тюльпан», в аэропорту Ташкента «Тузель» нас встретили. Над нами проплывали самолеты с включенными бортовыми огнями, и они не боялись пуска ракет и очередей крупнокалиберных пулеметов.

Подполковник вернулся минут через 40, в руках у него были наши документы, которые были оформлены и проштампованы. А мы к этому времени открыли уже вторую бутылку водки, наслаждаясь вечерней прохладой и сознанием того, что все тяготы наполовину позади. Но на деле оказалось все иначе, самое тяжелое – это идти в дом к родителям и говорить о том, что ваш сын погиб…

"Кореновские вести", №9 от 28 февраля 2019 года

Лента новостей

Все новости